Rosary: Poetry of Anna Akhmatova (7 page)

Your profile’s delicate, but tough.

Beneath the handkerchief you hide

The fingers that I’ve kissed with love.

The heart is scared to beat, afraid

Of pain inside it could evoke…

And there is, in my tangled braids,

A slight hint of tobacco smoke.

1912

Гость

Все как раньше: в окна столовой

Бьется мелкий метельный снег,

И сама я не стала новой,

А ко мне приходил человек.

Я спросила: "Чего ты хочешь?"

Он сказал: "Быть с тобой в аду".

Я смеялась: "Ах, напророчишь

Нам обоим, пожалуй, беду".

Но, поднявши руку сухую,

Он слегка потрогал цветы:

"Расскажи, как тебя целуют,

Расскажи, как целуешь ты".

И глаза, глядевшие тускло,

Не сводил с моего кольца.

Ни одни не двинулся мускул

Просветленно -злого лица.

О, я знаю: его отрада -

Напряженно и страстно знать,

Что ему ничего не надо,

Что мне не в чем ему отказать.

1 января 1914

G
uest

Everything’s the same: the snow

Falls, across the window sweeping,

And
I’m no different than before,

Though a man had come to see me
.

I asked him then: “What are you after?”

“To be in hell with you,” he said.

And I replied to him with laughter,

“You’re dooming both of us, my friend.”

But
reaching with his slender hand,

He brushed the petals of my flowers:

“Tell me how you’re kissed and then

Tell me how you kiss the others.”

His eyes stared at my ring, uncouth,

Never shifting his dull blank gaze,

That instant
, not a muscle moved

On his translucently-wicked face.

O, I know: he will only be pleased 

When everything’s clear and lucid,

When
there’s nothing at all he needs,

When
there’s nothing for me to refuse him.

January 1, 1914

***

Александру Блоку

Я пришла к поэту в гости.

Ровно в полдень. Воскресенье.

Тихо в комнате просторной,

А за окнами мороз

И малиновое солнце

Над лохматым сизым дымом...

Как хозяин молчаливый

Ясно смотрит на меня!

У него глаза такие,

Что запомнить каждый должен;

Мне же лучше, осторожной,

В них и вовсе не глядеть.

Но запомнится беседа,

Дымный полдень, воскресенье

В доме сером и высоком

У морских ворот Невы.

Январь 1914

***

To Alexander Blok

I went in to see the poet.

N
oon exactly. On a Sunday.

The spacious room is
rather quiet.

But outside
, there’s bitter frost

And the raspberry-colored sun

Over shaggy, blue smoke…

The gaze of my silent host

Is clear and focused on me!

The look in his eyes is such

That everyone must remember;

But as for me, being cautious, -

I’d better not see it at all.

But I’ll remember our talk,

The smoky afternoon
on Sunday,

In the poet’s high, gray house

By the sea-gates of the Neva.

January, 1914

Отрывок из поэмы

В то время я гостила на земле

Мне дали имя при крещеньи - Анна,

Сладчайшее для губ людских и слуха,

Так дивно знала я земную радость

И праздников считала не двенадцать,

А столько, сколько было дней в году.

Я, тайному велению покорна,

Товарища свободного избрав,

Любила только солнце и деревья.

И осенью, однажды, иностранку

Я встретила в лукавый час зари,

И вместе мы купались в теплом море.

Ее одежда странной мне казалась,

Еще страннее - губы. А слова,

Как звезды, падали сентябрьской ночью.

И стройная меня учила плавать,

Одной рукой поддерживая тело

Неопытное на тугих волнах.

И часто, стоя в голубой воде,

Она со мной неспешно говорила,

И мне казалось, что вершины леса

Слегка шумят, или хрустит песок,

Иль голосом серебряным волынка

Вдали поет о вечере разлук.

Но слов ее я помнить не могла

И часто ночью с болью просыпалась.

Мне чудился полуоткрытый рот,

Ее глаза и гладкая прическа.

Как вестника небесного, молила

Я девушку печальную тогда:

"Скажи, скажи, зачем угасла память,

И, так томительно лаская слух,

Ты отняла блаженство повторенья..."

И только раз, когда я виноград

В плетеную корзину собирала,

А смуглая сидела на траве,

Глаза закрыв и распустивши косы,

И томною была и утомленной

От запаха тяжелых синих ягод

И пряного дыханья дикой мяты,

Она слова чудесные вложила

В сокровищницу памяти моей.

И, полную корзинку уронив,

Припала я к земле сухой и душной,

Как к милому, когда поет любовь.

Осень 1913

Fragment from a poem

Then, at the time, I was a guest on earth

At baptism they had named me – Anna,

The sweetest name for human lips and ears,

The earthly joys for me were so miraculous,

I counted holidays and didn’t stop at twelve,

But one for each day of the calendar year.

Obeying secretive mysterious command,

I chose full
freedom for a loyal comrade,

And only loved the sunshine and the trees.

And it was one day during autumn when I met

A foreigner at the deceptive sunrise hour,

We bathed together in the balmy sea.

Her whole attire seemed so strange to me,

Her lips were even stranger. And the words,

Like stars, fell through dark September night.

The slender one, she taught me how to swim

While holding up my body with one hand

So inexperienced upon the breaking waves.

And oftentimes, while standing in blue water,

She spoke to me unhurriedly and softly,

And then it seemed to me that tops of trees

Would rustle slightly, or the sand would crunch,

Or with a silver voice the distant bagpipes

Would sing about the evening of farewell.

But I could not remember what she said,

And often, I’d wake up at night in pain.

As in a dream, I saw her opened mouth,

The smoothness of her hairdo and her eyes.

As if she was a messenger of heaven,

I pleaded of the melancholy girl:

“Do tell me why the memory has faded,

And, torturing so tenderly my hearing,

You took away the bliss of repetition…”

And only once, when I collected grapes

And placed them slowly in a wicker basket,

A dusky woman sat there on the grass,

With braids undone and with her eyelids shut,

And she was languishing and wearied all at once

From spicy breath that reached her from wild mint

And from the powerful aroma of blue grapes,

There she deposited the words of breathless wonder

Into the storehouse of my memory.

And, having let go of the wicker basket,

I fell atop the dry and fragrant earth,

As if to the beloved, when love sings
.

Autumn 1913

***

Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли,
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

1913

***

Out to the hall I walked my lover

And in the golden dust I stopped

And from the nearby belfry tower

The solemn sounds echoed up.

I’m left behind! A made-up phrase –

A bloom, a letter? But, alas,

The eyes already sternly gaze

Into the darkened cheval glass.

1913

***

Простишь ли мне эти ноябрьские дни?
В каналах приневских дрожат огни.
Трагической осени скудны убранства.

Ноябрь 1913

***

Will you forgive me these November days?

Lights flicker in the Neva’s waterways.

The tragic autumn’s meager decorations.

November
, 1913

***

Я не любви твой прошу.

Она теперь в надежном месте…

Поверь, что я твоей невесте

Ревнивых писем не пишу.

Но мудрые прими советы:

Дай ей читать мои стихи,

Дай ей хранить мои портреты –

Ведь так любезны женихи!

А этим дурочкам нужней

Сознанье полное победы,

Чем дружбы светлые беседы

И память первых нежных дней…

Когда же счастия гроши

Ты проживешь с подругой милой

И для пресыщенной души

Все станет сразу так постыло –

В мою торжественную ночь

Не приходи. Тебя не знаю.

И чем могла б тебе помочь?

От счастья я не исцеляю.

1914

***

It’s not your love I seek tonight.

It’s in a safe place now, it’s hidden…

Believe me that I haven’t written

Resentful letters to your bride.

But take this sensible suggestion:

Give her my poetry to read,

Give her my portraits for protection –

The groom must always be this sweet!

And yet, these fools, they need and chase

The sense of utter victory,

Much more than friendly company

And memories of first sweet days…

And once the last of bliss is spent

With your beloved in this heaven

And for the sated soul again

All suddenly becomes repellent –

In my triumphant night, don’t stray

Back to me. I won’t let you enter.

How could I help you anyway? 

I have no cure for your contentment.